полная версия

Транснациональный проект как технологический правовой прием включения в Список Всемирного наследия типологически близких (однородовых) уникальных каждый в своем роде природных, архитектурных или иных объектов обретает с годами все больший авторитет в мировой практике сохранения наследия. Правда, применительно к архитектурным памятникам, тем более ХХ века, этот способ «канонизации» еще мало распространен. 

У транснационального проекта есть несколько неоспоримых достоинств. И связаны они не только с ускорением обретения юридически зафиксированного охранного статуса самого высокого правового уровня (в России это федеральный статус охраны). Значимо и то, что транснациональные технологии снимают зачастую чрезмерно акцентируемую иерархию сравнительного (альтернативного по своей природе) сопоставления ценностных характеристик, что на практике лишает перспективы получения юридической защиты многие памятники архитектуры или как минимум на десятилетия тормозит общественное и правовое признание объектов историко-культурного наследия Новейшего времени.
При этом буквально в каждом городе есть те или иные слои историко-культурного наследия, которые необходимо сохранить как временные ориентиры в его реальной биографии. В этой реальности и проявляется уникальность единственного для нас любого конкретного города. 
Возможности (содержательные и правовые) транснационального проекта для сохранения историко-культурного наследия в странах бывшего СССР в разной мере заинтересованно обсуждаются начиная с 2005-2006 годов. Сегодня вновь возникла необходимость активизировать разговор на эту тему, поскольку выявились новые, веские для того мотивы. 
В настоящее время в России ведется работа по корректировке Закона об охране историко-культурного наследия. Закон совершенствуется как юридический документ, гармонизирующий в едином правовом поле интересы всех субъектов, сопричастных судьбе наследия. При этом в понятийном аппарате вновь формирующегося Закона речь, как и в ныне действующем, в первую очередь идет о территориях и земельных участках, а не о фрагментах городской среды, обладающих историко-культурным потенциалом, и о недвижимости, а не о памятниках архитектуры.
Это обстоятельство неуклонно приводит к тому, что осознание и обсуждение проблем ценности историко-культурного наследия замещаются разговором о цене участка территории, отводимого под застройку, и (или) о состарившейся недвижимости. Как следствие, выхолащиваются - не столько из содержания Закона, сколько из повседневной практики охраны - понятия, формирующие ценностный каркас наследия и трактовку его исторической подлинности, культурную значимость и индивидуальность.
Преодолеть эту ситуацию и радикально изменить ее можно, если попытаться интерпретировать понятие об охране как о взаимообусловленном диалоге сохранения историко-культурного наследия и охраны памятников архитектуры, в первую очередь именно в законодательных документах.
Необходимо существенно изменить отношение к архитектуре и ее наследию в нашей стране. На первый план должны выйти ценности профессионального качества и исторической подлинности памятника. Но при этом необходимо трактовать содержание архитектуры не только как стилевые, в основном, особенности оформления фасадов и градостроительные характеристики расположения объекта: формообразующие, в том числе цивилизационные, ценности также должны в большей мере обрести свое закономерное место в осмыслении предмета охраны объекта, получающего гарантируемую государством правовую защиту.
Корректировка охранного законодательства происходит в конечном счете для более полного погружения в международное правовое пространство. Там среди прочего, так же, как теперь и у нас, из названия законов ушло слово и понятие «архитектура», но приводимое объяснение этому понятно: цель - поднять статус архитектурного наследия до высот культурологических обобщений.
Архитектура - неотъемлемая составляющая культуры. Вряд ли за рубежом требуются каждодневные напоминания о необходимости ремонта зданий, точнее, о последствиях полного им пренебрежения, о недопустимости самовольной перестройки, переостекления и массе других никем не санкционированных пере-… 
В нашей стране ситуация пока иная. Отсутствие понятия «архитектура» в названии «охранного» Закона юридически корректно исключает архитектурное содержание из сферы правовой ответственности. В это трудно поверить, еще сложнее с этим согласиться. Полистайте недавно изданные (кстати, многочисленные) учебники по культурологии: в них зачастую вообще нет разговора об архитектуре. Современная массовая культурология без нее вполне обходится. 
Новый текст законодательства по охране историко-культурного наследия в последнее время разрабатывается не только в нашей стране, но и в других странах бывшего СССР. Основная цель та же - плотнее войти в международное правовое поле, привести национальное законодательство в соответствие с нормами, принятыми крупнейшими международными организациями по охране наследия.
Но стоит помнить, что для всех стран - бывших республик СССР наследие советского времени - общее. Так почему бы не воспользоваться в этой связи технологиями сохранения наследия, разработанными и неоднократно апробированными международными организациями (ИКОМОС и другими), в частности, методологией транснационального проекта по сохранению однородового наследия, расположенного на территории разных стран.
Самостоятельное значение для обеспечения полноценного пребывания архитектуры в культурологически осознаваемом пространстве приобретают в наши дни усилия по оздоровлению отношения общества и государства к наследию архитектуры ХХ века, а точнее - к историко-культурному наследию советской эпохи. Пришло время развести между собой подлинные творческие и профессиональные ценности наследия архитектуры и идеологические характеристики, определявшие в том числе и повседневную архитектурно-строительную деятельность в СССР. Это относится ко всем периодам отечественной истории ХХ века, и в первую очередь - к наследию эпохи авангарда, безоговорочно всемирно признанному вкладу нашей страны в мировую культуру. Самостоятельный интерес обретает и наследие архитектуры 1930-х - первой половины 1950-х годов, особенно в русле осмысления проблематики послевоенного восстановления городов. Нет необходимости раскрывать ее здесь, но так или иначе эти проблемы касаются практически всех республик бывшего Союза. Стоит уделить серьезное внимание и сохранению также общего для всех нас наследия архитектуры 60-х годов прошлого века - периода, непосредственно связывающего историческое наследие с сегодняшней практикой архитектурно-строительного творчества, застройки городов. 
Мне не раз приходилось писать о том, что архитектуре авангарда в нашей стране не повезло. В советское время она, как правило, воспринималась как чужеродное, чрезмерно формализованное и утопически отвлеченное искусство. И все, что было связано с изучением и сохранением авангарда, требовало постоянного преодоления различных препон. В постсоветское время его судьба, на удивление, качественно мало изменилась. Поменялась только мотивация его неприятия. Теперь архитектура авангарда воспринимается как неотъемлемая часть культуры советского времени, одно из ее наиболее очевидных проявлений. А поскольку общество сосредоточено на изживании последствий советской идеологии, то и архитектурные памятники того времени в массовом сознании не представляют серьезной историко-культурной ценности (о чем приходится глубоко сожалеть). И, как следствие, сохранение их по-прежнему требует настойчивых дополнительных усилий, выходящих, как правило, за границы собственно профессиональных интересов осмысления судьбы наследия 1920-1930-х годов.
За рубежом при этом интерес к наследию советского авангарда продолжает укреплять его международный авторитет. Только один пример. В июне 2007 года в Италии была опубликована книга Гвидо Канеллы и Маурицио Мериджи, в которой воспроизводится выходивший в Москве в 1926-1930-х годах журнал СА («Современная архитектура»). Один из текстов Г. Канеллы в предисловии к этому изданию называется «Моисей Гинзбург и евроконструктивизм». Здесь впервые с исчерпывающей аргументацией советский конструктивизм предъявлен как один из ведущих фундаторов интернационального стиля в 20-е годы прошлого века, что, несомненно, дает новые основания в разговоре о формировании ценности диалога глобалистских (интернациональных) и региональных тенденций в формировании метода и стиля современной архитектуры. На презентации книги Гвидо Канелла рассказал, что начал работать над ней в начале 1970-х годов, а укрепился в мысли о необходимости ее завершения под влиянием двух выставок, организованных в Триеннале, одном из самых авторитетных залов Милана: «К.С. Мельников и Москва: диалог с городом» (1999) и «Наследие И.И. Леонидова. Возможный город» (2007). Экспозиции-исследования в виде макетов и компьютерных встроек реконструировали размышления больших мастеров о городе, приемы их творческой работы в Москве. Иными словами, на выставках шла речь о понимании и формировании архитектонических ценностей и градостроительном искусстве в Москве тех лет и о том, каким образом эти ценности врастают в градоустроительную культуру современного нам города. Обе экспозиции были сформированы усилиями авторской команды, представляющей четыре университета: Миланский политехнический, Штуттгартский, Технический в Дельфте и Московский архитектурный институт, совместно с мастерской № 20 Моспроекта-2 и НИИТАГ. Каждый из нас выполнял фрагмент общей работы, которая и собиралась воедино на выставках. Транснациональной по смыслу в данном случае была общность интересов и увлеченность единым для всех участников предметом исследовательских размышлений над многообразием достоинств архитектуры великих мастеров.
Применительно к 1930-1950-м годам проблем ценностного восприятия наследия существует также немало, и связаны они в основном с формирующейся привычкой определять эти два десятилетия как эпоху сталинского ампира.
Я думаю, что сегодня исторически рано определять этот самоценный период в истории отечественной архитектуры ХХ века как «сталинский ампир». И в основном по одной причине: мы вносим (осознанно - одни и невольно - другие) в это определение оценочное содержание. Все, что связано с этим именем, для многих имеет негативную окраску, а следовательно, и архитектура этого времени воспринимается со знаком «минус» или, точнее, с противоположным знаком по отношению к предшествующему и последующему периодам. А если что-либо в границах тех лет оценивается как положительное, то рассматривается как созданное «вопреки» реалиям своего времени.
Иными словами, мы, по сути не имея полноценного исследовательского материала, уже оценили и результаты творческой деятельности тех лет, и метод достижения положительного качества архитектуры - «вопреки».
Эта методологическая особенность - одна из ведущих в изучении истории отечественной архитектуры ХХ века. Можно ли формировать вокруг нее достаточно емкое исследовательское пространство? Весьма проблематично. Видимо, главное - попытаться понять мотивы поступков мастеров архитектуры тех лет не только в логике действия «вопреки», но и как попытки поиска путей к совершенству творческого результата, качеству архитектурных решений «в предлагаемых обстоятельствах» своего времени. Хотелось бы посмотреть на эту проблему как бы из той эпохи, «изнутри» профессиональной жизни тех лет.
С 1960-ми годами связан свой круг ценностных проблем, также требующих большого внимания. Пожалуй, самая значимая из них: для обеспечения полноценной «связи времен» между историческим прошлым и градоустроительным будущим при корректировке Закона о сохранении наследия необходимо зафиксировать в качестве возраста объекта, достижение которого предопределяет возможность постановки его на охрану, 40 лет, отсчитывая этот возраст со времени начала проектирования, а не завершения строительства и сдачи объекта в эксплуатацию. Такая корректировка в большей мере будет отвечать особенностям строительной практики в нашей стране, где сроки возведения объекта растягивались порой на десятилетия и не совпадали с динамикой формирования тех или иных творческих тенденций и тем более профессиональных интересов мирового опыта, принадлежащего тому времени. По этой причине полноценное формирование предмета охраны того или иного памятника архитектуры затруднено и искажаются его историко-культурные характеристики, адекватные времени зарождения творческого замысла.
Если мы действительно хотим всерьез говорить о сохранении наследия архитектуры и подлинности его вклада в историю отечественной культуры и в ХХ веке, то нельзя исключать из биографии и, как следствие, возраста объекта период проектирования - наиболее яркий, драматичный и творчески емкий. Его осмысление и создает «момент истины», столь неоценимо важный для формирования полновесного предмета охраны системы профессиональных архитектурных ценностей. Это относится не только к наследию 1960-х годов, но на его материале сегодня очевидно нагляднее обсуждение общей для всех периодов истории архитектуры в ХХ веке проблемы определения достойных сохранения архитектурных ценностей. 
Почему я фиксирую внимание на том, что с этой точки зрения 1960-е годы интересны именно сегодня? Только потому, что очень скоро в этой связи на первый план выдвинутся 1970-е, 1980-е годы и т.д. Граница необходимого «совершеннолетия» подвижна, и вместе с ней динамические черты обретает само понятие «современная архитектура». И это открывает новые возможности для осмысления постоянно меняющегося во времени содержания диалога между календарным «сегодня» и отстоящим от него на сорок лет исторически ценным прошлым. И если учесть, что наряду с этим постоянно изменяется и содержание проектирования как самоценного этапа - результата архитектурного творчества, то это еще один аргумент в пользу включения времени, отпущенного на проектирование, в биографию и календарный возраст потенциального объекта охраны.
Что делать, если все-таки не удастся откорректировать эту строку Закона и нам придется ждать «совершеннолетия» многих потенциально исторически ценных объектов, в том числе, например, Центрального Дома художника в Москве, о судьбе которого в последнее время много говорят и который, как это ни парадоксально, уже так «изношен», что его не жалко снести, но слишком «юн», чтобы государство взяло на себя правовые заботы по его сохранению?
Ситуация сегодня такова, что фактор времени для сохранения наследия архитектуры стартовых трех четвертей ХХ века, в первую очередь архитектуры авангарда, становится едва ли не решающим. Есть, пожалуй, только один реалистичный путь: сформировать вокруг различных временных, типологических, стилистических и иных определяющих судьбу памятника его значений тот или иной транснациональный проект. Целью таких проектов должно стать включение в Список Всемирного наследия всего ценного, что дошло до наших дней, в первую очередь от архитектурно-строительных опытов эпохи авангарда, поскольку они обладают на сегодня наиболее значимым авторитетом в мировом профессиональном сообществе. Сейчас активно обсуждается, в частности, возможность использования технологии транснационального проекта для единовременного включения в Список Всемирного наследия всей мировой коллекции объектов Ле Корбюзье.
И здесь раскрывается еще одно неоспоримое достоинство технологии транснационального проекта. Он стимулирует большую «постадийную» подготовительную работу, которую также можно организовать по подобию транснациональной: на своем, межрегиональном уровне или в границах агломерации. Важно, что во всех случаях такой подход стимулирует объединение усилий по сохранению наследия, делает их устойчиво позитивными и, кроме того, способствует всестороннему повышению качества современной архитектуры, для которой очень скоро - через 40 лет - откроются возможности стать объектом историко-культурного наследия и получить статус памятника, охраняемого государством. 
Опекунами, кураторами такой многоуровневой программы обретения памятниками архитектуры историко-культурного достоинства наследия, на мой взгляд, могли бы стать Международная ассоциация Союзов архитекторов и Международная академия архитектуры (и, разумеется, все родственные им творческие общественные организации архитекторов, проектировщиков, строителей стран - их участников). Проблематика сохранения наследия всегда инициировала крупные международные акции, служащие единению творческих, экономических и организационных усилий представителей различных региональных культур, что так существенно для современного мира.
Задача здесь одна: преодолеть чрезмерно упрощенное отношение к творческому наследию наших прямых предшественников и сохранить для будущих поколений среди других объектов культурного наследия и то, с чего начинался новый, сегодняшний этап в биографии архитектуры во всех странах бывшего СССР. Действительно исторически важно дать архитектуре тех лет возможность и в будущем предъявлять «автобиографию» и самой рассказывать о себе - такой, какая она есть.